История возникновения недель о мытаре и фарисее и о блудном сыне такова: евангельские чтения обеих предварительных недель, которые являются стержневыми в службах обоих воскресений, берутся из Евангелия от Луки. В древней иерусалимской традиции Евангелие от Луки читали в воскресные дни Великого поста, потому там притча о блудном сыне читалась во 2-ю неделю поста, а притча о мытаре и фарисее – в неделю 3-ю Великого поста. Однако в Константинополе, богослужебная традиция которого в итоге восторжествовала на всем Востоке, Евангелие от Луки начинали читать после Недели по Воздвижении и заканчивали как раз перед Великим постом (в сам период Великого поста читали Евангелие от Марка); у нас сейчас эта традиция в полной мере сохраняется. Так вот, отрывки, содержащие притчи о мытаре и фарисее и о блудном сыне, читались как рядовые чтения перед Великим постом. В итоге заметили, что обе притчи хорошо гармонируют с идеей подготовки к посту, потому они были постепенно закреплены в рамках подвижного круга. При этом Неделя о блудном сыне появилась только в IX веке: в Типиконе Великой церкви (устав кафедрального константинопольского богослужения) Триодь как раз начинается Неделей о блудном сыне, причем она не имеет собственного названия, а обозначена как «неделя пред мясопустом». В то же время Неделя о мытаре и фарисее еще два столетия продолжала «гулять» в календаре и только в XI веке была закреплена на нынешнем месте. Таким образом, неделя о мытаре и фарисее – последний по времени возникновения воскресный день предварительного периода.

Интересно, что в нашем Уставе и в наших Триодях сохранились некоторые песнопения древней иерусалимской традиции, так что по факту у нас две недели о мытаре и фарисее и о блудном сыне: еще одна неделя о блудном сыне приходится на 2-е воскресение поста (теме притчи посвящен канон на утрене, стихиры на 3-й седмице поста), а «младшей сестрой» недели о мытаре и фарисее может считаться Неделя 3-я Крестопоклонная (на утрене недели и на 4-й седмице поются самогласны на тему притчи о мытаре и фарисее). При этом песнопения, связанные с указанными притчами, сохранились только в славянских Триодях, тогда как из греческих они исключены.